— Убирайся, я сказал.
Нед поднялся. Он стоял, глядя на брата.
— Ты уверен, что имеешь в виду именно это?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Нед пожал плечами, уступая.
— Хорошо, так, значит, и будет, я полагаю. — Он похлопал брата по плечу. — О’кей. Развеселись. Я не обвиняю тебя. Ты переживешь.
Он улыбнулся кроткой, нежной улыбкой. Прошел в зал, надел пальто и убрался.
Эндрю стоял, глядя на дверь спальни, и его раздражение на брата росло. Если бы не Нед, ему к этому времени удалось бы поговорить по душам с Маурин. Но после всего случившегося… сохранилась ли доверительная атмосфера? Способен ли он…? Неожиданно для себя он опять услышал знакомый, пугающий голос.
Горничная? Вы сдаете ее напрокат для необременительной домашней работы?.. Ах, Билл, взгляни, вон Глория… Нашлась? Слава Богу, я чуть не сошел с ума… Вы единственный в Нью-Йорке, кто ничего не знает о вашей жене…
Эндрю Джордан вошел в спальню.
Глава IV
Маурин сидела на подушках и слушала радио.
— Ушел? — спросила она и убрала звук.
— Да.
Она похлопала по кровати рядом с собой. Эндрю сел. Маурин взяла его руки в свои.
— Ну, милый, что там еще?
Он рассказал ей всю дурацкую и низкую историю.
— Так, — сказала она. — Маленькое чудовище. Что ж, я считаю, нам придется разочаровать бедную Розмари, так?
— Я думаю, так.
— Милый, тебе совсем не обязательно присутствовать там. Это только причинит тебе страдание. Я могу справиться со всем сама. — Она поцеловала его. — Давай ложиться, дорогой. Нам не следует больше думать сегодня о Неде.
Когда Эндрю в пижаме вернулся из ванной, она выключила свет. Он скользнул к ней в постель. Она тут же прижалась к нему и обняла.
— А теперь, Энди, о главном. Расскажи мне все. Мы должны во всем разобраться.
Ее губы касались его щеки. Ее тело, прижавшееся к нему, было теплым и расслабленным. Ни одной преграды, которых он так боялся, больше не существовало. Он держал ее в своих объятиях, и оказалось, что он может рассказать обо всем: и об анонимном письме, и обо всех постыдных подозрениях и колебаниях, и от рассказа, от звука собственного голоса, шепчущего ей на ухо, постепенно наступало удивительное раскрепощение, словно копившаяся в нем месяцами отрава выходила капля за каплей.
— Когда мы поздно пришли домой и ты не…
— Энди.
— Я мог понять себя. Я видел, что это болезнь. Я знал, что письмо — всего лишь выдумка сумасшедшего. Но когда я позвонил, а тебя не было дома, когда ты не поехала в Норвегию…
— Ты подумал, что здесь что-то другое? Ах, милый мой, если бы ты только сразу рассказал мне об этом.
— Мне было стыдно.
— Мне должно быть стыдно.
— А сегодня вечером с Розмари… И — когда ты разговаривала по телефону…
— С Глорией. Бедная бестолковая Глория Лейден. Ах, Энди, теперь я понимаю. Мы оба понимаем. И если это случится снова, мы с этим справимся, правда? Мы просто посмотрим друг на друга и посмеемся над этим.
Эндрю ощущал дрожь ее ресниц у себя на щеке.
— Это моя ошибка, милый, я такая легкомысленная, ношусь повсюду. Это бессмысленно, я знаю. Но с тех пор как нам стало известно, что мы не можем иметь ребенка… Это так. Ты ведь знаешь?
Чудесное ощущение близости было восстановлено и достигло своего зенита, ведь после того дня, когда она пришла от доктора с новостью, что при ее осложнениях роды крайне опасны для нее, Маурин ни разу не заговаривала об этом. Эндрю пытался скрыть свое огорчение, она же держалась с такой холодной невозмутимостью, что он решил, будто для нее это не трагедия. Помимо его подозрений, это был еще один штрих к картине взаимного непонимания.
Он высвободил руку, чтобы погладить ее по голове.
— Я не знал, что ты страдала от этого.
— Страдала? О, милый.
— Может, ты сходишь еще раз к доктору Вилльямсу?
— Я была у него два месяца назад, просто тебе не говорила. Я хотела выкинуть все это из головы.
— Тогда почему бы нам не взять чужого ребенка? — сказал Эндрю, выдавая свое заветное желание.
— Взять чужого ребенка?
— Почему бы и нет? Я могу завтра же все разузнать.
— Ах, милый, потом когда-нибудь. Но не сразу, не сейчас. Сейчас так много всего остального…
Они уснули в объятиях друг друга. Ночью Эндрю проснулся. То был час демонов, момент сурового испытания, когда, вот уже несколько месяцев подряд, слетались черти и донимали его. Но этой ночью голова Маурин лежала на его груди; была теплота, нежность и покой, будто между ними не существовало границ кожи, будто они были одним организмом, а их кровь текла через одно сердце. Эндрю снова обрел мужество.
«Это самый счастливый момент в моей жизни», — подумал он и опять заснул.
Утром Маурин встала раньше него. Такого не случалось неделями, но не потому, что Маурин не придерживалась какого-то порядка, а потому, что Эндрю считал это бессмысленным. Когда он зашел в гостиную, стол был накрыт для завтрака. Там же лежала почта. Он просмотрел ее. Ничего не было, кроме рекламных проспектов. Он читал пылкую просьбу повысить свою культуру при помощи клуба «Книга месяца», когда из кухни, в белом шелковом халате, вышла Маурин с тарелкой бекона и яйцами. Она присела рядом с ним на тахту и поцеловала его.
— Милый, ты правда не будешь возражать, если я сама поговорю с Розмари?
Он уже позабыл о Неде и Розмари.
— Не понимаю, почему тебе это так важно, — сказал он.
— Не мне. Так проще будет для Розмари, я думаю. Я позвоню тебе на работу сразу после ланча. Ах, дорогой, это ведь скучно, правда же? Но это надо сделать. Милый, не тревожься о Неде. Ты же знаешь, он позабудет о ней через неделю.
Когда Эндрю уходил, Маурин прошла с ним до двери. Она прижалась к нему и поцеловала, словно он отправлялся в путешествие на подводной лодке по Арктике.
В офисе мисс Минтер, принеся почту, удивилась:
— Ба, что с вами сегодня? Вам подарили миллион долларов?
Около одиннадцати позвонила мать.
— Эндрю, какие-то люди, Хатчард или что-то такое, позвонили мне. Они зовут меня и Лема на ужин в субботу. Кажется, Нед сделал предложение их дочери.
— Ну… — начал Эндрю.
— Что значит — ну? Либо он сделал предложение, либо нет. Все очень странно. Они сказали, что встречали меня. Я не помню никаких Хатчардов.
— Это Тэтчеры, — сказал Эндрю.
— Кем бы они ни были, я не помню. Они богаты?
— Мультимиллионеры, я полагаю.
— Ну, это очень кстати. Но мне все же хотелось бы, чтобы Нед не был таким утомительным. Я пробовала ему дозвониться, но, конечно, он не берет трубку. Эндрю… объясни мне все.
На сей раз Эндрю почувствовал облегчение от того, что его мать совершенно ничем не интересовалась, что не касалось ее лично. Он нарочно говорил уклончиво, просто предполагая, что помолвка и приглашение на ужин являются пробным шаром и что ей следует дождаться подтверждения. Это более чем удовлетворило ее. Он ожидал вопроса о том, что ей следует надеть, если уж придется пойти к Хатчардам, но вместо этого она сказала:
— О, здесь Лем. Он только что встал. Бедный мой, у него была ужасная ночь. Такое никудышное сердце. Эндрю, пожалуйста, заканчивай бубнить. У меня совсем нет времени тебя дальше слушать. Возможно, мы заскочим к вам вечером, по пути к Рафферти. Да, Лем, да, дорогой, конечно, я иду.
Из-за этого звонка Нед снова стал занимать мысли Эндрю. Сейчас, находясь в эйфории, он больше не чувствовал ни малейшего раздражения по отношению к брату. Ему вспомнились трогательные моменты прошлой ночи, абсурдная попытка Неда поддержать дух замызганной блондинки, его сбивчивые признания: Розмари — это моя надежда, я люблю ее, я должен на ней жениться. Разве не могло быть, что он, в конце концов, говорил правду — свою разновидность правды? Это не похоже на Неда — задолжать десять тысяч долларов гангстеру и тут же решить, что без ума от невзрачной богатой девчонки, никак сознательно не увязывая эти два факта? Любовь Эндрю к брату, так часто сочетавшаяся с раздражением или завистью, сейчас была простодушной и снисходительной. Бедный Нед, так уж вышло, реальность есть реальность, и Маурин придется вернуть его на землю. Но она была, без сомнения, многим обязана Тэтчерам. Еще раз он благословил свою жену на то, чтобы она сняла весь этот груз с его плеч.
И все утро он напряженно ждал результатов ланча. Обедал он со своим бухгалтером, довольно рассеянно проглотив цыпленка цацциаторе и несколько реклам распродаж. Хотя его единственная послеобеденная встреча с иногородним клиентом была назначена на три тридцать, он сразу же вернулся в офис, потому что боялся не застать звонка от Маурин. Около трех часов звонка все не было, но это его не беспокоило. Кузина Розмари, вероятно, приняла все слишком близко к сердцу, и Маурин, видно, пришлось обхаживать ее.
